Горечь победы

   Понятие это явно выбивает­ся из привычного нам слово­сочетания «радость победы и горечь поражений» и явно тя­готеет к парадоксальному ряду типа «горячий снег», «белая тьма», «холодный огонь». Тем не менее горечь победы суще­ствует, она знакома многим и, пожалуй, сильнее всего — грос­смейстеру Мигуэлю Найдорфу, пронесшему ее через всю свою долгую жизнь.

Горькая победа Мигуэля Найдорфа

   После 80-летнего юбилея, отмеченного буквально всеми шахматистами мира, остроум­ного, доброжелательного, бес­конечно влюбленного в шах­маты «Дона Мигеля» везде встречали с неподдельным удовольствием. В одном из ин­тервью НаЙдорфа спросили о наиболее памятных партиях, и он, отметив победы над Ми­хаилом Ботвинником в первом крупном послевоенном турни­ре в Гронингене-1946 и над Ро­бертом Фишером в Санта-Монике ровно через 20 лет, выделил еще один практичес­ки неизвестный поединок с неизвестным нынче шахматис­том.
   «Шахматное содержание его неинтересно, — сказал Найдорф, — помнится мне эта партия ее значением в челове­ческой судьбе. В начале 1939 года в Варшаве проходил тур­нир сильнейших польских шах­матистов, который должен был определить состав националь­ной команды, отправляющей­ся на Всемирную Олимпиаду в Буэнос-Айрес. К последнему туру борьба велась за последнее вакантное место в команде. Оспаривали его Теодор Регедзинский, поляк по националь­ности, и мой близкий друг Иса­ак Аппель, талантливый мастер еврейского происхождения. Почему я упоминаю о национальностях шахматистов, ста­нет ясным чуть позже. Итак, в последнем туре Аппелю пред­стояло играть со мной, только победа обеспечивала ему мес­то в команде и поездку в Ар­гентину. Я уже выиграл турнир, оторвавшись от всех на два очка. Но играли мы честно и я, увы, победил. Говорю «увы» потому, что до сих пор горько жалею об этом выигрыше. В команду попал Регедзинский, Аппель остался дома. Во время Олимпиады, как известно, Гит­лер напал на Польшу, началась Вторая мировая война и мно­гие шахматисты — евреи в пер­вую очередь — остались в Ар­гентине. Аппель же был загнан фашистами в гетто, где погиб. Если бы он играл в команде, а в Польше остался Регедзинс­кий, у него, уверен, было бы гораздо больше шансов спас­тись».

Горечь победы сына над отцом

   Что же, рекордная горечь победы? Или с ней может по­тягаться смерть за доской ве­терана марокканской армии Ибарека Рюи? Этот любитель шахмат был 12 раз женат и, естественно, имел многочисленное потомство. С младшим сыном, которому уже исполнилось 80, Рюи-старший и играл ту самую трагическую партию, во время которой по­томок неосторожно указал предку на упущенную эффек­тную возможность. Тот с до­сады взял и умер. В возрасте 148 лет...
   К счастью, не всегда анало­гичные ситуации завершаются столь трагично. Наоборот. Так, например, в одном из чемпи­онатов Австралии начала 60-х годов XX века в предпослед­нем туре встречались двукрат­ный чемпион Новой Зеландии, четырехкратный чемпион Ав­стралии, гроссмейстер ИКЧФ и первый в истории чемпион мира в игре по переписке Се­сил Джон Седдон Пурди — он лидировал — и его сын Джон, в турнире выступавший весь­ма средне. Однако, как это часто случается, «молодость победила», лишив многоопыт­ного маэстро пятого чемпион­ского титула на Зеленом кон­тиненте.

"Горький" день рождения Тиграна Петросяна

   С этой темой соседствует рекордно горький день рожде­ния: праздник, который в принципе радует каждого чело­века, особенно если это так называемая круглая дата. Но свое 40-летие Тигран Петросян встретил отнюдь не в приподнятом настроении: он должен был идти доигрывать — или даже сдавать сразу — отложен­ную 23-ю партию матча на пер­венство мира. И даже предло­женная по телефону Борисом Спасским ничья его не утеши­ла: в свой юбилейный день рождения Тигран Вартанович потерял титул шахматного ко­роля...

Горькое чувство победы над ребенком

   Но какое-то особенно щемящее чувство горечи от победы над... ребенком испытал масти­тый гроссмейстер профессор Милан Видмар-старший. По его словам, появление в Вене шестилетне­го Сэмми Решевского, вызвало настоящую панику в местном шахматном клубе.
Поначалу все восхищались игрой вундеркинда, умилялись его первым победам и смеш­ным комментариям. Однако когда мальчик круто распра­вился с сильнейшими шахма­тистами клуба, члены правле­ния разволновались не на шутку. На карту было постав­лено «доброе имя» клуба! Было решено любой ценой «угомонить» маленького монстра, пригласив известного венско­го мастера Зигфрида Вольфа.
— Где этот мальчуган? — спросил маэстро, едва пересту­пив порог клуба. — Я положу конец этому трюкачеству!
Вольф с треском проиграл партию.
   Ничего не оставалось, как сесть за доску самому Видмару. Он очень с большим трудом одержал победу, так как плохо разыграл дебют. Партия длилась очень долго под пристальным вниманием болельщиков. Юный противник в знак сдачи опрокинул своего короля.
   Всю партию мальчик играл, стоя на стуле на коленях: ина­че он не мог дотянуться до фигур. Не меняя позы, он по­дался чуть вперед и, положив головку на доску, горько зап­лакал. Стояла тягостная тиши­на. Видмар удалился украдкой: победа, по его признанию, не принесла ему радости...